Стругацких и Лема.
Покачаю с вами актив, бу и вообще
я за любой движ кроме
голодовки, и если он не
нарушает законы.

Твоим глазам так идёт Луна,
она вернула все слёзы вспять
————————————————————
Ведь не только при болезни, но и в
самом обычном сне случается,
что мы разговариваем с наяву
неизвестными нам людьми,
задаём этим снящимся образам
вопросы и слышим их ответы;
причём, хотя эти люди являются
в действительности лишь плодом
нашей собственной психики,
как-то выделенные временно её
псевдосамостоятельными частями,
мы не знаем, какие слова они
произнесут, до тех пор, пока они (в этом
сне) не обратятся к нам. А ведь на самом
деле эти слова являются той же обособленной
частью нашего собственного разума, и поэтому
мы должны были их знать уже в тот момент,
когда сами их придумали, чтобы вложить в уста
фиктивного образца.
***
Человек может воспринять сразу совсем
немногое; мы видим лишь то, что происходит
перед нами, здесь, теперь; не в наших силах
представить себе множество одновременно
происходящих процессов, пусть даже
дополняющих друг друга.

Но у меня нет дома. Земля? Я думаю о ее больших, переполненных людьми,
шумных городах, в которых я потеряюсь, исчезну почти так же, как если
бы совершил то, что хотел сделать на вторую или третью ночь – броситься
в океан. Я утону в людях. Некоторое время я должен буду делать усилие,
чтобы раскланиваться. Делать тысячи мелочей. Потом всё войдёт в норму.
Появятся новые занятия, новые интересы, но я не отдамся весь. Ничему и никому
больше. И быть может, по ночам буду смотреть на небо, где тьма пылевой тучи, как
чёрная занавеска. Скрывает блеск двух солнц, и вспоминать всё, даже то, что сейчас я
думаю. И ещё я вспомню со снисходительной улыбкой, в которой будет немножко
сожаления, но и моё безумие. Я вовсе не считаю себя, того, который будет, хуже, чем
тот Кельвин, который был готов на все дела. И никто не сможет меня осудить.