1

он крайне легкомысленен и очень неосторожен — его лапы всегда оставляют следы на снегу, а следы легко заметить. ещё легче найти их хозяина
он не думает о том, что в этом мире — в этом, по его мнению, дружелюбном и бесконечно прекрасном мире — есть тысячи врагов, желающих ему смерти, даже если они его и в глаза ни разу не видели
ты со страхом и восхищением слушаешь его рассказы: он решил покорить самую высокую сосну в лесу, он поиграл в догонялки с сорокой, он впервые осмелился потрогать воду

он встретил росомаху, будучи совсем маленьким котёнком

после последнего рассказа у тебя трясутся лапы, и тебе очень сильно хочется рассмотреть свои шрамы поближе
после последнего рассказа ты снимаешь с шеи самое дорогое, что у тебя есть, и кладёшь ему под бок, пока он спит

ему важнее — ты уже давно мёртв

2

он и вполовину не такой ловкий и быстрый, как ты — его легко повалить на землю и ещё легче выбить дух. на твои причитания он смеётся только и вылизывает синяки и ссадины: "самому умному коту в клане нужно чем-то подкреплять свои мозги"
он совсем не жалеет себя, пытаясь постигнуть то, что даётся ему очень сложно — сквозь пот и слёзы. тебе сражение представляется танцем, правила которого ты знаешь с рождения
ты бы всё отдал, чтобы поделиться с ним всем, что ты накопил за свой долгий-долгий , но у тебя не хватает слов, чтобы об этом рассказать

он не может догнать даже самую хилую птицу и нос воротит от рыбы — видимо, какое-то наследие ты ему таки оставил. "другие поохотятся,  — зло мяукает он,  — я найду себе другое занятие"
он так же горд, как и ты, и ты чувствуешь, что это очень сильно его беспокоит  — и бой тоже. он рассказывает тебе о том, как у него не получается сосредоточиться на такой маленькой и неважной вещи, как птица или грызун, и тебе хочется улыбнуться — так знакомо это звучит
ты бы всё отдал, чтобы поделиться с ним всем, что ты поймал за свой долгий-долгий , но у тебя не получается отыскать в рыхлом снегу кости

он до истерики боится воды, и об этом наследии ты жалеешь больше всего. каждый раз, когда он просыпается с задушенным криком, ты беспомощно отступаешь в тень, неспособный его успокоить
ты бы всё отдал, чтобы поделиться с ним всеми колыбельными, которые ты придумал за свой долгий-долгий , но твои лапы скользят по мокрой траве, а лёгкие наполняются вязкой тиной каждую ночь — и каждую ночь ты видишь солнечный зайчик, пляшущий на тёмном зеркале

---

огни скачут перед моими глазами, их сотни, тысячи, сотни тысяч, и каждый из них очень громко зовёт меня по имени — как же их не услышать?
я иду за ними по ягодам да по хвоинкам, ищу их хозяина за каждой кочкой и под каждым камнем, но он всё не появляется — как обещал, он обещал — и не появляется
руна на грубой деревяшке жжёт шкуру, болтаясь на тонкой полоске кожи, но я её не боюсь и уже не буду бояться, ведь я наконец-то узнал её истинное значение и с благодарностью принял её защиту и покровительство — покровительство руны райдо, матери всех дорог и сестры всех путей

но где же он? почему я его не вижу?
кажется, я заблудился. я не чую ни одного знакомого запаха, всё вокруг — вместе со мной — мягко укрыла тяжёлая темнота, и мне становится по-настоящему страшно
я неожиданно очень точно понимаю, что я его уже не найду

но мне стоит хотя бы попытаться...
а домой можно вернуться и после

3

когда ты ушёл?
я уже давно забыл точный день, потерял его в ворохе рассветов и закатов, ярких, как шуршащие фантики двуногих — резко пахнущие чем-то терпким, пускающие солнечные зайчики на гладкие каменные стены пещеры
когда ты ушёл?

зачем ты ушёл?
детская обида не отпустила меня: она держит меня за загривок, щекочет ресницы хрустально-хрупкими вечерами, ищет причины и оговорки — юркий зверёк с умными глазами-бусинками, как раз из тех, что мне всегда было жалко ловить. я вырос большим и храбрым, как и хотел — я вырос ловким и сильным, как и мечтал — я вырос чутким и внимательным, как и не чаял — но толку от этого, если ты на меня не смотришь?
зачем ты ушёл?

куда ты ушёл?
герои в сказках старейшин всегда знают, что будет дальше. если их греет смеющееся небо — долгий и славный путь, полный подвигов и лучезарных похвал; если их кутает лёгкая морось — позорное возвращение домой с пустыми лапами и обидными синяками; если природа застыла вокруг них и тревожно безмолвствует — лежать им на поле боя или под трухлявым пнём, кормить прожорливых ворон. я не герой — откуда мне знать, если ты не скажешь?
куда ты ушёл?

он смеётся и байки травит, ходит в сны твои вновь и вновь, но за ласковыми словами тянет лапы глухая топь, но за руной, что жжёт под шеей, злобно скалится пустота.
этот кот, что тебе приснится — он приснится не просто так.

1

"послушай, — он тихо хихикает, — почемучка."
почемучка слушает.
и странный кот всё ему рассказывает

вода имеет тысячи лиц, раз — тихое и ехидное будто бы, два — игривое и беззаботное словно бы, три

три

три

три солнечных зайчика пляшут на третьем лице воды, чёрном, казалось бы
странный кот больше ничего не рассказывает, он бьёт воду по лицу лапами, пытаясь поймать пятна света на её широкой спине
чёрное лицо — самое честное
вода убивает, убаюкивает и уберегает живых, трепещущих
встречает их на своём дне, хранит их как сокровища, лепит из них неподвижные глиняные фигурки, дарит им ракушки и водоросли, задабривает, просит остаться — и они остаются

обманывает, играется, плещет сверкающими каплями на шерсть, завораживает
и только чёрное лицо воды ничего ни от кого не пытается скрыть

и только чёрное лицо почемучка видит ещё тысячи раз, засыпая и просыпаясь в холодном поту
и когда чёрное лицо уходит, сменяется игривым словно бы, пытается утянуть почемучку на дно в первый раз (со смехом) и во второй (со слезами) — почемучка считает это предательством

иногда, если друг-из-снов слишком долго смеётся над очередной совершенно не смешной шуткой, он забывается, становится прозрачнее, приоткрывает слегка завесу зыбкого тумана, окутывающую его с головы до пят, и почемучка видит —

мягкие пылинки, танцующие в лучах света, отбившихся от своей стаи; следы их лап на укрытой хвоёй земле; тёплые стволы сосен и их могучий говор, поцелуи солнца на их гладкой коре

почемучка чует —

ласковую поддержку родной земли, пружинящей под лапами, и силу сотен таких же до него, подгоняющих его в его радостном беге. гостеприимство манящего хвойного леса, сверкающего розовато-золотым в свете заката

почемучка чувствует —

время замедляет ход, схваченное за хвост увядающим солнцем. застревая в застывшем, цепком, подёрнутом мерцающей дымкой воздухе, почемучка чувствует — лес разговаривает с ним

а когда друг-из-снов выгоняет его из объятий сосен, отсмеявшись, в самый последний момент почемучка слышит —

густой ветер, играющий с налившимися тёмным золотом колосьями, а на фоне — глубокое голубое небо

пока, почемучка
он не говорит тебе этого
он вообще тебе больше ничего не говорит

ну а ты про него давно уже забыл.
две половины чудовищно неправильного яблока: одна золотисто-спелая, налившаяся душистым теплом, пахнущая солнцем и мурлыкающим полуднем; другая с дикой груши, горьковатая на вкус и катившаяся по склону горы три дня и три ночи — не пролившая ни капли сока. вы лежите под одним деревом — раскидистой сосной. такие растут и в лесу, и на скалистых утёсах — хоть что-то общее у вас осталось


пока, почемучка
он ушёл, чтобы тебе стало легче
он вообще всё делал только ради тебя

ну а ты на него давно уже перестал оглядываться.
косточки этого яблока проросли в тебе и вились желтоватыми кудрями по спине твоей, по плечам и по крепким лапам. ты оборвал их, и вырвал их корни, и слизал со своих боков терпкую кровь. ты ушёл из фруктовой рощи и дошёл до развилки — и на ней ты повернул налево. ты не должен был поворачивать



у тебя есть своё имя — и свои глаза — и свои лапы
у тебя есть свой голос и своя песня, и, будь ты хоть трижды яблоком, ты никогда не рос в саду двуногих

ты забыл его и никогда уже не вспомнишь — но это забота тех, кто его знал. тебя же знают
все остальные